"И если пространства - то не меньше, чем небо. И если свободы - то не на двоих" (Снайперы)
"Да нет, правда..."- ... Да нет, правда: а кого из нас ты любишь больше всех остальных? Ну вот кого, а?? - раздался вдруг в шуме общей болтовни, шуток и смеха вопрос, который каким-то образом все расслышали. Подобные вопросы всегда звучат в тот самый момент, когда алкоголь заканчивается, расходиться еще вроде не пора, а языки окончательно разбалтываются для светских разговоров.
Ну вот кто-то же его спросил, а. Кто-то же запустил жужжащий и пестрый волчок вспыхнувшего разговора, точнее, поднявшегося галдежа, в котором все словно состязались, как бы получше, погромче и поубедительнее друг друга перебить.
Двенадцать голосов скакали по небольшой, залитой солнцем комнатке, как тысячекратное эхо по пещере, на разные лады повторяющие один и тот же вопрос: "Кого?", "Кого?", "Кого?", "Да-да, кого?", "Ну кого же?".
Самое интересное, что моего ответа этот вопрос не предполагал.
- Ну разумеется, больше всех она любит меня, - вдруг заявил Сентябрь, словно бы не обращая внимания на обращенные к нему взгляды, полные искреннего недоумения, - Мы даже вместе празднуем ее день рождения. Уже достаточный повод для любви, по-моему. Да и потом, это я дарю ей город, полный синих сумерек, ярких разноцветных листьев и тонущий в море огней, а еще последние теплые деньки! Она даже любит нелюбимый Ехо, когда я рядом, и хочет оказаться там! Помилуйте, мы с ней близки как брат с сестрой!
- Да лааадно, знаем мы про нынешнюю братско-сестринскую любовь, - насмешливо протянул Октябрь и махнул на брата рукой, - Брось, она любит меня гораздо больше. Только я могу открыть ей тропу, уходящую в осиновую чащу, желтую не то от солнца, не то от золотой краски осени. Я один знаю эту ее любимую тропу, по которой она все рвется ускакать к Порталу, на своей Ночке, которая будет звонко щелкать копытами и взметать желтые листья. Я - владею ее мечтой, поэтому...
- Ой, ну вот не надо, а! - вдруг влез со своим словом нахальный Март, совершенно вне очереди, чем заработал от Ноября сердитый студящий зырк, - Она ж не такая все-таки дурочка, чтобы жить одними мээээээчтами! Лучше спросите ее, с кем вместе она гуляет по перилам чужих балконов, любуется долиной крыш с какого-нибудь карниза и охотится на бойких солнечных зайчиков! Спросите, и сразу станет ясно, кого она больше любит!
- Зайчики - это, конечно, серьезное оружие, братец, - медово ухмыльнулся Май, на что Март только демонстративно потянулся всем своим гибким, как у гимнаста, телом, - Однако одними солнечными бликами ты намного и надолго ее не соблазнишь. Тут нужно что-то поярче... посвежее... подушистее... поудивительнее... ну вот хотя бы вроде моих вечеров, сирени, облаков цветущих яблонь, долгих прогулок по теплу...
- Уж не хочешь ли ты сказать, что на все это она променяет мои волшебные ночи, в которых звезд больше, чем воды в озере? - чарующе пропел Июнь, - Да видели бы вы ее глаза, когда их видел я, лежа рядом с ней в траве и запрокинув голову к ночному небу. Видели бы вы все эти чудеса, какие она умудряется там разглядеть... все это удивление и восхищение... всю эту любовь... всего меня.
- Но вы все говорите только о хорошем да о хорошем, господа, - вдруг промолвил Ноябрь, решив, видимо, что не стоит дожидаться своей очереди и церемониться, - Никто из вас не дал ей чувства печали и даже отчаяния, которое прилетает вместе с моей стаей ворон, которое подстерегает, когда проезжаешь мимо убранного поля, едва-едва прикрытого первым снегом, которое падает со свинцовой мароморной плиты неба...
- Ну и чем же тут гордиться, с такими-то "дарами"? - хихикнул Июль в кулачок.
- А хотя бы тем, - проницательно глянул на него Ноябрь, - что всем печальным и плохим в своей жизни она тоже дорожит. Очень дорожит, могу сказать.
- Да вот, кстати, о печальном..., - простуженно кашлянул Февраль и запахнулся в свой трепаный всеми ветрами плащ, но на него зашикали сразу несколько братьев.
- Да ты бы хоть помолчал, вечно болезный! От тебя ей и так достается один только насморк и слезящиеся от холода глаза! А еще ты вечно опаздываешь, и как всегда, на два дня! Неееет уж, если кого из нас она и любит, так это точно не тебя!
Февраль угрюмо замолчал. Он всегда предпочитал отмалчиваться; все равно всех двенадцатерых не переспоришь, а братцы по отношению к нему проявляли на удивление единодушное легкое презрение. Однако Февраль глядел на меня и утешался. Он знал, что только у него есть для меня совершенно особое чудо: ангел, один легчайший его силуэт, сотканный из струящейся откуда-то сверху и искрящейся на солнце алмазной снежной пыли, не спадающей вниз, а удивительным образом зависающей в воздухе, так, что кажется - вот он, небесный посланник, неземное существо, поднимается по лестнице неторопливо и невесомо, скоро окажется на мосту, почти рядом со мной и...
- А не кажется ли вам, господа, не совсем пристойным по отношению к даме обсуждать, сколько, как и с кем она проводила времени, да еще и в ее присутствии? - урезонил братьев Январь, самый старший из них, беловолосый, вечно старый, вечно молодой и поэтому - вечно загадочный. Дождавшись, что все уважительно притихли, он хмыкнул не без некоторого самодовольства, - Тем более что время, проведенное на лыжах, среди поскрипывающих от ветра сосен и со мной для нее воистину бесценно, так что все ваши споры о том, кого же она любит больше, - п-у-с-т-ы!
Тут, конечно, все снова загалдели. Только его августейшее величество Август сохранял поистине царственное молчание, да Декабрю не было резона спорить: в конце концов, за ним - всегда Новый Год и Новая Жизнь, а уж что может быть ценее этого...
Да и я сама предпочитала скромненько сидеть и помалкивать. Не возмущаясь тем, как бесцеремонно мою жизнь расчленяют на восходы, закаты, кошек, луны, печали, радости, велосипеды, облака, воздушных змеев, пальто, короткие юбки, поцелуи, цветы, градусники, подоконники, деревья, сны и дожди. Когда спорят мужчины, да еще и о столь возвышенных материях, - женщине лучше не встревать.
А тем временем Апрель уселся на подлокотник моего кресла, взял в тонкие пальцы бокал с недопитым белым вином, взглянул в него, так что солнце заплескалось под его лучистым взглядом, и объявил:
- А по-моему, все и так уже решено - больше всех она любит МЕНЯ.
Спорщики приумолкли. Послышалось в этом не подкрепленном больше никакими аргументами заявлении что-то странное и убеждающее.
- Почему вдруг - тебя?? - неугомонный Март не выдержал первым.
- Все просто, братец, - усмехнулся Апрель, слегка манерно откинул со лба завитушку светлого локона и с улыбкой наклонился ко мне, - Потому что мое время еще не истекло. Ведь ты меня любишь, дорогая? Любишь больше всех на свете?
- Л-ю-б-л-ю..., - одними губами зачарованно прошептала я.
Да правда что. Люблю апрель. Очень сильно люблю. А потом буду любить май, июнь, июль... и всех прочих.
Чего и вам от души желаю! Вместе с Леночкой Войнаровской
Любите всех двенадцатерых братцев. Любите апрель. Любите друг друга, себя и свою жизнь. И проживайте ее с неиссякаемой любовью.
Ну вот кто-то же его спросил, а. Кто-то же запустил жужжащий и пестрый волчок вспыхнувшего разговора, точнее, поднявшегося галдежа, в котором все словно состязались, как бы получше, погромче и поубедительнее друг друга перебить.
Двенадцать голосов скакали по небольшой, залитой солнцем комнатке, как тысячекратное эхо по пещере, на разные лады повторяющие один и тот же вопрос: "Кого?", "Кого?", "Кого?", "Да-да, кого?", "Ну кого же?".
Самое интересное, что моего ответа этот вопрос не предполагал.
- Ну разумеется, больше всех она любит меня, - вдруг заявил Сентябрь, словно бы не обращая внимания на обращенные к нему взгляды, полные искреннего недоумения, - Мы даже вместе празднуем ее день рождения. Уже достаточный повод для любви, по-моему. Да и потом, это я дарю ей город, полный синих сумерек, ярких разноцветных листьев и тонущий в море огней, а еще последние теплые деньки! Она даже любит нелюбимый Ехо, когда я рядом, и хочет оказаться там! Помилуйте, мы с ней близки как брат с сестрой!
- Да лааадно, знаем мы про нынешнюю братско-сестринскую любовь, - насмешливо протянул Октябрь и махнул на брата рукой, - Брось, она любит меня гораздо больше. Только я могу открыть ей тропу, уходящую в осиновую чащу, желтую не то от солнца, не то от золотой краски осени. Я один знаю эту ее любимую тропу, по которой она все рвется ускакать к Порталу, на своей Ночке, которая будет звонко щелкать копытами и взметать желтые листья. Я - владею ее мечтой, поэтому...
- Ой, ну вот не надо, а! - вдруг влез со своим словом нахальный Март, совершенно вне очереди, чем заработал от Ноября сердитый студящий зырк, - Она ж не такая все-таки дурочка, чтобы жить одними мээээээчтами! Лучше спросите ее, с кем вместе она гуляет по перилам чужих балконов, любуется долиной крыш с какого-нибудь карниза и охотится на бойких солнечных зайчиков! Спросите, и сразу станет ясно, кого она больше любит!
- Зайчики - это, конечно, серьезное оружие, братец, - медово ухмыльнулся Май, на что Март только демонстративно потянулся всем своим гибким, как у гимнаста, телом, - Однако одними солнечными бликами ты намного и надолго ее не соблазнишь. Тут нужно что-то поярче... посвежее... подушистее... поудивительнее... ну вот хотя бы вроде моих вечеров, сирени, облаков цветущих яблонь, долгих прогулок по теплу...
- Уж не хочешь ли ты сказать, что на все это она променяет мои волшебные ночи, в которых звезд больше, чем воды в озере? - чарующе пропел Июнь, - Да видели бы вы ее глаза, когда их видел я, лежа рядом с ней в траве и запрокинув голову к ночному небу. Видели бы вы все эти чудеса, какие она умудряется там разглядеть... все это удивление и восхищение... всю эту любовь... всего меня.
- Но вы все говорите только о хорошем да о хорошем, господа, - вдруг промолвил Ноябрь, решив, видимо, что не стоит дожидаться своей очереди и церемониться, - Никто из вас не дал ей чувства печали и даже отчаяния, которое прилетает вместе с моей стаей ворон, которое подстерегает, когда проезжаешь мимо убранного поля, едва-едва прикрытого первым снегом, которое падает со свинцовой мароморной плиты неба...
- Ну и чем же тут гордиться, с такими-то "дарами"? - хихикнул Июль в кулачок.
- А хотя бы тем, - проницательно глянул на него Ноябрь, - что всем печальным и плохим в своей жизни она тоже дорожит. Очень дорожит, могу сказать.
- Да вот, кстати, о печальном..., - простуженно кашлянул Февраль и запахнулся в свой трепаный всеми ветрами плащ, но на него зашикали сразу несколько братьев.
- Да ты бы хоть помолчал, вечно болезный! От тебя ей и так достается один только насморк и слезящиеся от холода глаза! А еще ты вечно опаздываешь, и как всегда, на два дня! Неееет уж, если кого из нас она и любит, так это точно не тебя!
Февраль угрюмо замолчал. Он всегда предпочитал отмалчиваться; все равно всех двенадцатерых не переспоришь, а братцы по отношению к нему проявляли на удивление единодушное легкое презрение. Однако Февраль глядел на меня и утешался. Он знал, что только у него есть для меня совершенно особое чудо: ангел, один легчайший его силуэт, сотканный из струящейся откуда-то сверху и искрящейся на солнце алмазной снежной пыли, не спадающей вниз, а удивительным образом зависающей в воздухе, так, что кажется - вот он, небесный посланник, неземное существо, поднимается по лестнице неторопливо и невесомо, скоро окажется на мосту, почти рядом со мной и...
- А не кажется ли вам, господа, не совсем пристойным по отношению к даме обсуждать, сколько, как и с кем она проводила времени, да еще и в ее присутствии? - урезонил братьев Январь, самый старший из них, беловолосый, вечно старый, вечно молодой и поэтому - вечно загадочный. Дождавшись, что все уважительно притихли, он хмыкнул не без некоторого самодовольства, - Тем более что время, проведенное на лыжах, среди поскрипывающих от ветра сосен и со мной для нее воистину бесценно, так что все ваши споры о том, кого же она любит больше, - п-у-с-т-ы!
Тут, конечно, все снова загалдели. Только его августейшее величество Август сохранял поистине царственное молчание, да Декабрю не было резона спорить: в конце концов, за ним - всегда Новый Год и Новая Жизнь, а уж что может быть ценее этого...
Да и я сама предпочитала скромненько сидеть и помалкивать. Не возмущаясь тем, как бесцеремонно мою жизнь расчленяют на восходы, закаты, кошек, луны, печали, радости, велосипеды, облака, воздушных змеев, пальто, короткие юбки, поцелуи, цветы, градусники, подоконники, деревья, сны и дожди. Когда спорят мужчины, да еще и о столь возвышенных материях, - женщине лучше не встревать.
А тем временем Апрель уселся на подлокотник моего кресла, взял в тонкие пальцы бокал с недопитым белым вином, взглянул в него, так что солнце заплескалось под его лучистым взглядом, и объявил:
- А по-моему, все и так уже решено - больше всех она любит МЕНЯ.
Спорщики приумолкли. Послышалось в этом не подкрепленном больше никакими аргументами заявлении что-то странное и убеждающее.
- Почему вдруг - тебя?? - неугомонный Март не выдержал первым.
- Все просто, братец, - усмехнулся Апрель, слегка манерно откинул со лба завитушку светлого локона и с улыбкой наклонился ко мне, - Потому что мое время еще не истекло. Ведь ты меня любишь, дорогая? Любишь больше всех на свете?
- Л-ю-б-л-ю..., - одними губами зачарованно прошептала я.
Да правда что. Люблю апрель. Очень сильно люблю. А потом буду любить май, июнь, июль... и всех прочих.
Чего и вам от души желаю! Вместе с Леночкой Войнаровской
Любите всех двенадцатерых братцев. Любите апрель. Любите друг друга, себя и свою жизнь. И проживайте ее с неиссякаемой любовью.
@темы: Dancing with the Muse