Кофе или цикорий?

[wishmasteritza]

Название: Кофе или цикорий?
Фандом: соционика
Автор: Черный голубь
Размер: драббл
Жанр: повседневность
Персонажи: Дон, Дюма
Рейтинг: G
Сюжет: Кофе, французские фильмы, джава-скрипты, дуализация - все смешалось в доме Облонских.

Кофе или цикорий?

Многие, кому хоть раз доводилось ночевать с Доном на одном диване, думали, что Дон издевается. И что весь этот полночный балаган, начинающийся со случайных тырканий и неловких толканий во сне, а заканчивающийся натуральным спихиваньем на пол, он затевал исключительно ради того, чтобы отвоевать себе у гостя все спальное место целиком.
Некоторые думали, что укладываясь спать, Дон только притворяется спящим. Спящие обычно не раскидываются так лихо своими длинными руками и ногами во все стороны.
Сам Дон про свой беспокойный сон уже не знал, что и думать.
Впрочем, его самого эти ночные метания по кровати и за ее пределами как раз совсем не беспокоили: хоть Дон и любил повторять, что сон - это пустая трата времени, в случае надобности он мог заснуть при включенном свете, громкой музыке и даже в самой неудобной позе. И стоило ему только коснуться головой подушки и закрыть глаза, как наработавшийся за день мозг Дона, его "процессор", вместо того, чтобы благополучно отключаться, переходил в эргономичный режим и отправлял своего хозяина в очередной киберсон, прямо под полотно водопада из мелькающих единиц и нулей. А за водопадом Дона ждали по-настоящему удивительные вещи: и два отраженных друг в друге озера с бордовым дном и изумрудными водами, и молния, бьющая в центр то одного, то другого, и звезда, дрожащая и расплывающаяся на бордовом дне, так что не сосчитать точное количество ее лучей, и прямоугольное лохматое гнездо, сплетенное из размахрившейся от беспрерывного подергиванья звезды, и шторм из серых, синих, голубых и бирюзовых аур, бушующий снаружи этого гнезда, и цепь из тяжелых, круглых, лаково поблескивающих красных электронов, спускающаяся в небесно-голубую бездну, которая образовалась в гнезде... Шум в ушах Дона сменялся электронно модифицированным женским голосом - таким низким, с легким немецким акцентом, разговаривающим с Доном на языке джава-скриптов*. Он безукоризненно четко надиктовывал свои коды, без единой запинки и лишней паузы, и в то же время звучал как-то взволнованно. И Дон выныривал из одного густого зеленого озера, чтобы оказаться в другом, вплетал конец пойманной молнии в шерстинки и былинки гнезда, соединял тяжелые электроны в единый высокотемпературный сверхпроводник и знал, что когда он наконец продерется сквозь все эти "плюс", "эф-эф-эф", "запятая", "восемь-девять", "ха-ти-эм-эль"*, выговариваемые женским голосом, то сможет разобрать, что за сообщение до него пытались донести. Сможет разобрать самое важное, будь то "Я СКУЧАЮ" или "СПРЯЧЬ МЕНЯ".
По словам Дона, ему ни разу не снились банальные, монохромные, афонические сны.
По словам Робеспьера, окончательно испинанного Доном под утро и потому недовольного, кихотовские сны похожи на видеоигру в виртуальном шлеме.
Потому что пока сознание Дона во сне окунало в озера и подбрасывало в гнезда, его тело... в общем, старалось не отставать.
"Как еще только до лунатизма не докатилось", - вздыхал Дюма, выпутывая наутро Дона из пододеяльника и расправляя сбившуюся в гармошку простынь. Больше всего его интересовало, откуда в черных жестких волосах Дона брались перья - из их-то бамбуковых подушек?
А Дона беспокоило другое: как скоро Дюма устанет терпеть его ночные взбрыкиванья и либо отошлет его с дивана подальше, либо, хуже того, уйдет сам.
Однако судя по тому, что его из раза в раз укрывали одеялом и возвращали подушку ему под голову - никто пока никуда не ушел и никого не отослал.
В этот раз, открыв глаза, Дон лежал на спине какое-то время и не мог понять, отчего вся комната перед ним вверх тормашками: пол загадочно маячит сверху, а потолок ложится под ноги. Пока не сообразил, что так он и уснул, запрокинув голову и свесив ее с дивана.
- Оп-па...
Перед глазами зароились кислотно-зеленые точки, когда Дон рывком сел. Он мотнул головой, отгоняя от себя этих "светлячков" вместе с остатками сна.
- Добраутра, - донеслось до него со стороны письменного стола. Негромкое, мурлыкающее и такое же привычное, как сигнал будильника, под который Дон никогда, конечно, не будился. Дюма уже сидел там, успевший одеться, привести себя в порядок и даже нацепить свои любимые очки без диоптрий, перебирал пальцами клавиши на своем маленьком, размером с книжку нетбуке и гудел себе под нос какой-то мотивчик.
- Бложишься с утра пораньше? Что постишь? Надеюсь, не мои сонные фотки, - Дон зевнул.
- Постить мне больше нечего, - хмыкнул Дюма, не оборачиваясь.
- Терпеть не могу, когда меня спящим снимают, - протянул Дон, - У меня на таких фотках всегда рот открыт.
Улыбка Дюмы отразилась в полутемном экране. "Да он у тебя вообще редко закрывается", - добавил бы любой другой на его месте и испортил бы Дону все утро такой беззлобной подколкой. А если у Дона испорчено утро - не видать хорошего дня уже ни Дюме, ни Гюго, ни Робеспьеру.
Когда в их доме вставал Дюма, для Дона оставалось загадкой: вскакивай он сам с первыми петухами или валяйся в постели до обеда - Дюмы рядом уже не оказывалось. Плечи Дона были укутаны в одеяло, под щекой мякла подушка, а не жесткий диванный валик, и всевозможные запахи завтрака с пылу - с жару - печеные, жареные, ореховые, ягодные, медовые и кофейные - вплывали в его полусон, раздразнивая обоняние.
Только в этот раз никакого кофе ему, похоже, не предвидится.
Дон поднял с блюдца чашку, рядом с которой лежал квадратик черного шоколада и пара овсяных печений, сплел вокруг нее свои длинные пальцы, словно грея руки, и задумчиво поболтал ее содержимое. Несмотря на коричневатую пенку и черного цвета жидкость под ней, то, что там плескалось, определенно не являлось кофе. Скорее, было призвано его изображать.
- Это чего?
- Цикорий. Чашечка свежесваренного ароматного цикория с самого утра, - ответил Дюма и усмехнулся, - Видишь, почти как во французских фильмах.
- Во французских фильмах любимым в постель таскают кофе, а не цикорий, - изрек Дон привередливо и втянул носом поднимающийся из чашки парок.
- На кофе у тебя аллергия, - напомнил Дюма, - а цикорий, между прочим, полезнее для мозгов.
- Даааа? Да кто же это такое сказал? - Дон вызывающе вздернул брови.
- Это сказал я, - Дюма развернулся к Дону теперь уже всем телом, сложил руки вместе и посмотрел на Дона тем самым взглядом, в котором ласка никогда не заслащивала укоризну, а легкая укоризна - никогда эту ласку не закисляла. Дон любил ловить у него такой взгляд. Если сравнивать его с тем же, да-да, утренним кофе, то в чашке соседствовали бы капля карамельного сиропа и прозрачная полудолька лимона. И, что удивительно, получилось бы совсем негадственно.
- Дон, ну кому же еще, как не мне, знать, что для тебя лучше.
Дон поерзал в мягких складках одеяла. "Например, мне", - очень, еще больше, чем кофе, хотелось ответить сейчас Дюме. И Дон понимал, что права на этот ответ он лишился давно и по собственной глупости, когда вздумал спорить с Дюмой на эту тему.
"Сам о себе позаботиться? - переспросил тогда Дюма, хотя ни на слух, ни на соображалку вроде бы не жаловался, - Дон, ты можешь выскочить на улицу полураздетым в двадцатиградусный мороз. Ты можешь полнедели сидеть на одних сухариках и полночи - на одних энергетиках. Ты можешь пялиться в ноутбук часами, без перерыва, даже в полной темноте. Ты же понимаешь, что я сейчас не вру и не приукрашиваю. Все это я имел честь наблюдать своими глазами".
Несмотря на то, что Дюма говорил с ним в своем обычном для всех, участливо-благожелательном тоне - в его глазах за стеклами очков стыло нечто настолько серьезное, осуждающее и непримиримое, что Дон осознавал: если он полезет с возражениями, даже самыми логичными, - он на это напорется.
"Знаешь, я многое готов принять в тебе просто так, без оговорок и попыток исправить: твою рассеянность, твою вспыльчивость, твою безалаберность... То, что иногда тебя заносит и ты начинаешь обращаться с людьми, как с мусором, - тоже. Но вот то, что ты можешь так же дерьмово обращаться с самим собой - извини, такое я принять не готов и не собираюсь.
Так что сделай одолжение: никогда больше не используй при мне слова "могу", "самостоятельно", "о себе" и "позаботиться" в одной фразе".
Дон не прекословил, во всяком случае, не очень часто. Он тратил время на то, чтобы обмотать горло шарфом и разыскать перчатки, засорял свою память ненужной ерундой вроде "Не забыть пообедать, рыбка на второй полке слева, а прямо под ней - фаршированные перчики", хотя бы на четверть часа в день надевал эти дурацкие дырявые очки-"тренажеры", через которые ничерта, разумеется, не видно. И все гадал, когда же ему встанет поперек горла эта неусыпная дюмская забота и он сможет от всей души ее высмеять, потому что нельзя, ну ей-Богу же, нельзя быть таким мещанином, настолько зацикленным на житейских мелочах человеком...
Однако судя по тому, что зрение у Дона, вопреки всем проведенным за компьютером часам, и не думало падать, а энергия его иссякала только к глубокой ночи - никто ничего не высмеивал и не артачился.
Дон еще раз принюхался к цикорию в чашке. Пахло от него, в целом, не хуже, чем от настоящего, правильно приготовленного кофе по-французски: имбирем, сливками и, кажется, немножко ликером; да и цвет у напитка получился лакомым, золотисто-карамельным...
А, черт с ним! Вдруг и правда неплохая штука.
- Ну как? - спросил Дюма в экран нетбука, хотя по голосу было слышно - любопытничает, едва удерживается, чтобы не обернуться.
- Отрава, конечно, та еще, - ответил Дон после того, как подержал отпитое во рту и проглотил, - но отрава вкусная. Спасибо.
Дюма повел плечами: мол, есть вещи, в которых я никогда не плошаю и никогда не ошибаюсь, - и отправился накрывать на стол завтрак, теперь уже, когда Дон совсем проснулся, нормальный, полноценный, не из двух печений и шоколадки.

Многие, и первее всех - Гюго с Робеспьером признавали, что Дон - умнейший сумасброд в их маленькой компании, к которому со временем можно привыкнуть и с которым все-таки можно наловчиться ладить, но...
Только Дюма знал, как уговорить Дона делать то, чего тот не хочет: например, пить цикорий вместо вредного для него кофе.
Только Дюма знал, что две похожие шутки совсем не похожи, и если одна может развеселить Дона, то вторая - моментально вывести из себя.
И конечно, только Дюма знал, что Дон переставал вертеться, какой бы захватывающий "киберсон" ему ни снился, стоит его только обнять, переплетя руки на груди, прижать к себе и пробормотать не просыпаясь что-то такое, чего Дюма наутро уже и сам никогда не помнил.

Текст, слеш, эс-эс-эс, равно половине, равно, кавычки, цэ-эс-эс, слеш, а-эф-джи,
ТЫ ДАЛЕКО
точка, цэ-эс-эс, увеличить, уменьшить, неверно, слеш, равно, уменьшить, стиль основного текста,
Я ЧУВСТВУЮ ТЕПЛО ТВОЕГО ТЕЛА, Я ОЩУЩАЮ ТВОЕ ДЫХАНИЕ ПОД СВОИМИ РУКАМИ
равно, кавычки, фэмили, двоеточие, ареаль, запятая, кавычки, выбор стиля,
ТЫ ОЧЕНЬ ДАЛЕКО, ТАМ, ГДЕ МЕНЯ НЕТ И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ
уменьшить, печать, выбор режима, равно, двойной пробел, равно, отмена,
ВОЗВРАЩАЙСЯ
опыт, равно, эн-э, увеличить, уменьшить, равно, эн-эс-би-пи, равно, уменьшить, список,
Я НЕ ПОМЕШАЮ
би-джи, цвет, эф-эф-эф-эф-эс-вэ, подключение, равно, неверно, ширина, равно, двести семьдесят, высота, равно, пятьдесят шесть
Я ПРОСТО БУДУ РЯДОМ

____________________________________________________________________________________________________________________________

*JavaSсript, прототипно-ориентированный сценарный язык программирования

*все те же коды, будут использоваться и далее